Когда он вернулся домой, родители купили ему новенький «Трансамерикен», и порой Джейк, выглядывая из окна папиного кабинета на Мейн-стрит, видел, как Моу, с бледным, словно у привидения, лицом, судорожно вцепившись обеими руками в руль, еле полз мимо. Народ шутил: Моу ездит так медленно, что его и белка обгонит.
Однажды в субботу Моу приковылял в отцовскую приемную, когда регистраторша вышла купить электрических лампочек, а Джейк с Элли уселись за ее стол.
— Вы на сегодня не записаны, — строго сказала ему Элли. Элли была совсем как папа, она относилась к медицине очень серьезно.
Моу посмотрел на них тяжелым напряженным взглядом, и шрамы над воротничком его рубашки стали наливаться кровью.
— Мне нужно снова выписать лекарство, — сказал он. — У меня припадки.
Джейку стало его жалко.
— Я позову отца, — сказал он.
Но Элли предостерегающе фыркнула.
— Отец удаляет мозоль миссис Симпсон. Если он отойдет, она опять грохнется в обморок, как в прошлый раз. — Она обратилась к Моу: — Вам придется подождать.
— Я не могу ждать! — Моу нервно крутил в руке ключи от машины, они выскользнули у него из рук, проехали по полированному столу и упали на пол, к ногам Джейка. Джейк поднял их и с грустью подумал, что Моу уже никогда не сможет точно и красиво пасовать. Ключи хранили тепло руки владельца, и Джейка посетило очередное безошибочное ощущение. Он протянул Моу ключи и, когда тот схватил их своей большой трясущейся рукой, очень тихо сказал:
— Здесь нет никаких мин. А вы все еще думаете, что есть.
Моу отпрянул.
— Ты совсем еще ребенок. Откуда тебе, знать о таких вещах?
Джейк и Элли обменялись настороженными взглядами, затем невинно посмотрели на Моу.
— Любому ребенку ясно, что вряд ли подорвешься на мине, когда едешь в бакалейную лавку.
Моу судорожно сглотнул.
— Странные вы детишки. Кого угодно вгоните в дрожь.
Он ушел.
Скоро все заметили, что он стал ездить на нормальной скорости.
То, что они знали о людях, давало над ними власть. Джейк стал этим втайне гордиться.
Джейк и Элеонора стояли, опираясь на низкие перила белой деревянной беседки, и смотрели, как их двоюродный брат круг за кругом проносится мимо них на высоком валлийском пони. Джеку казалось, что Тим скачет так же, как Моу Петтикорн водит машину — боясь расслабиться, словно бы в постоянном ожидании, что вот-вот что-нибудь взорвется.
На них были футболки и дешевые джинсы, а теннисные туфли они сбросили где-то посреди зеленого газона, между кирпичной конюшней и кругом для выездки. Они были потными и грязными, потому что только что спустились с чердака конюшни. Тим любил забираться туда поиграть. Они обыкновенно носились как сумасшедшие, кувыркались и валялись в сене, а Тим делал вид, что всем здесь распоряжается. В этом заключалась его игра.
Поэтому его белый пуловер, с его именем, вышитым крошечными золотыми буковками на воротничке, оставался чистеньким, коричневые брюки — отглаженными и ровненько заправленными в высокие сверкающие черные сапожки. На голове у него красовалась твердая черная шляпа, завязанная под подбородком.
Пони звали Сэр Ланселот. Тим выставлял его на соревнования по прыжкам и хвастался, что его мать платит за это кучу денег.
У них тоже был пони, дома, в Коуве, — им подарил его старый Кит Джонс, который жил в трейлере где-то в Ковати. В благодарность за то, что отец вылечил его, мистер Кит привел им этого пони, выученного всяким штукам — кланяться, считать, отбивая удары передним копытом. Но уж если на пони надевали седло, то он валился на спину и катался до тех пор, пока седло не слетало. Взнуздать его тоже было невозможно, так что они скакали на нем как бог на душу положит.
Папа сказал, что это ужасное зрелище и что на этом пони им не выиграть никакого приза, кроме наклейки от коробки с собачьим кормом. Пони назвали Грэди.
Глядя, как Сэр Ланселот ровно скачет по кругу, не делая никаких попыток сбросить с себя Тима, Джейк думал, что с Грэди все-таки куда интереснее.
— Хотите покататься? — спросил Тим и, натянув роскошные кожаные поводья, остановил Сэра Ланселота. — Уверен, вы даже и не надеялись, что я вам позволю.
Элеонора скосила глаза на Джейка.
— Это уж точно, — сказала она насмешливо.
Джейк улыбнулся сестре, когда они выходили из беседки, — он почувствовал, что у нее руки чешутся натворить что-нибудь этакое.
— Я покажу вам правильную посадку, — важно заявил Тим, слезая с Сэра Ланселота. — Поскольку вы мои родственники, я не хочу, чтобы вы сидели на лошади как дебилы-индейцы.
Джейк только пожал плечами. Элеонора же рассвирепела, как дикая кошка.
— Индейцы не дебилы! — взорвалась она. — Что, мой отец дебил?! Он врач, к твоему сведению. Если бы он был дебилом, вряд ли хоть кто-то в городе лечился бы у него.
— Он не дебил, потому что ваши дедушка и бабушка индейцы лишь наполовину, — со знанием дела объяснил Тим. — Мама мне рассказывала. А знаете, кто вы? Вы — квартероны, потому что ваша мама полностью белая.
— Что еще за глупости? — покосилась на брата Элеонора.
Джейка утомила эта дискуссия. Его совершенно не интересовало, как они называются.
— Брось, — махнул он рукой. — Квартероны, макароны. — Он взял сестру за локоть и попытался взглядом успокоить ее. Мама с папой постоянно напоминали им, что Тим и дядя Уильям — их кровные родственники и потому с ними нужно быть вежливыми. Хотя мама сама никогда не приезжала в Хайвыо, их она сюда отпускала. Хотя им не нравилась тетя Александра и ее идеи относительно индейцев, предполагалось, что не стоит обращать на это внимания.
— Лучше я покажу тебе, как надо скакать, — сказал Джейк Тиму и, не обращая внимания на его взволнованные протесты, снял с Сэра Ланселота седло, вскочил ему на спину и шлепнул по заду. Сэр Ланселот подпрыгнул и понесся по кругу галопом.
Тим умолял его остановиться, но тут Элеонора поймала руку Джейка и вскочила на пони позади него, как они делали это с Грэди.
Но Сэр Ланселот был отнюдь не Грэди. Он заметался в ужасе, дети упали на землю и начали громко хохотать. В конце концов, земля была мягкая, выездной круг был засыпан песком. Элеонора приземлилась прямо в кучку подсохшего навоза, и Джек просто-таки за живот схватился от смеха. Она швырнула твердое сухое конское яблоко ему в голову, он ответил тем же — и попал прямо в пластмассовый обруч, который немедленно полетел бог знает куда. А когда к ним с расширенными глазами подбежал Тим, они стали бросаться какашками в него. Вскоре он тоже хохотал вместе с ними.
Еще немного, и завязалась настоящая битва — повсюду мелькали засохшие конские яблоки. Сэр Ланселот, как солидный пони, предпочел скрыться за воротами. А вот Грэди ни за что не остался бы в стороне.
Джейку все это ужасно нравилось несмотря на то, что Тим угодил ему в челюсть еще достаточно свежим шариком, что было весьма неприятно. Он соскреб с лица лепешку и бросил в Тима, и она со смачным шлепком прилипла к его груди.
Тим застыл. Опустив голову, он смотрел на большое вонючее пятно; рот его искривился, а лицо стало ярко-красным. Когда он снова посмотрел на них из-под узких полей своей твердой черной шляпы, они увидели, что по щекам его катятся слезы.
— Мама, — он всхлипнул, губы его задрожали, — мама страшно на меня рассердится.
Джейк и Элеонора встревоженно переглянулись. Несмотря на свое высокомерие, двоюродный брат им нравился, и они совсем не желали ему неприятностей.
— Он ее боится, — прошептала Элеонора. — Он ее очень боится. Нам нужно что-то придумать.
Джейк кивнул, соглашаясь. — Скажем ей, что это мы во всем виноваты.
Они потащили Тима в конюшню и там попытались смыть пятно водой из поилки, но добились только того, что пятно растеклось и стало похожим на мамины акварели. Тим заревел.
Все трое в молчании побрели к большому серому каменному дому. Тим всхлипывал и шмыгал носом. Дом, окруженный красивым обширным газоном, стоял на холме, с которого был виден весь город. Сразу за домом начиналось Пандорское озеро; а в конце подъездной аллеи высились кованые железные ворота. Этот дом сколько помнили старожилы, всегда принадлежал Вапдервеерам, и мама говорила, что если бы дядя Уильям не женился на тете Александре, то двери старого особняка по-прежнему гостеприимно распахивались бы для всех.